Героем сегодняшнего материала стал новый для нас столичный человек. Он недавно приезжал в Забайкалье по волонтерским делам в связи с наводнением и согласился на интервью для «Шилкинской правды». Собиралась поговорить с ним о гуманитарной миссии, с которой он побывал в Шилкинском районе, а разговор получился несколько шире — о нашем крае, о забайкальцах, о личной жизни нашего собеседника. Свежим взглядом приезжего многое видится иначе, чем нам изнутри.На встречу со мной пришел загорелый энергичный мужчина средних лет колоритной восточной внешности. Внешняя простота, открытый взгляд, доброжелательная улыбка.
«Владимир Хавшабо,» — коротко сообщил о себе мой собеседник. «Как я могу представить Вас нашим читателям? В какой сфере работаете?» – спрашиваю его. «Я волонтер. Координатор фонда «Предание» города Москвы». «Вы сотрудник фонда?», — уточняю. «Нет. Меня сюда направил благотворительный фонд для координации работы. Шеф фонда позвонил, попросил слетать в Забайкалье. Я как раз своих детей отправил в лагерь и сказал: «Я свободен. Я готов», — Владимир по-прежнему лаконичен в отношении всего того, что касается его личной персоны, в его взгляде читается легкое недоумение. И тут до меня доходит смысл несущественности этих моих вопросов. Мой собеседник ведь сразу назвал ключевое слово – «волонтер». Следовало заранее понимать, что в системе координат волонтеров, где правит неписаный кодекс добровольчества, то есть доброй воли энтузиастов по велению души и сердца и высших гуманистических устремлений действовать в интересах попавших в беду людей, вероятно, предполагается, что все участники этого общественного движения, вне зависимости от социального статуса и других привычных нам общественных маркеров, не отягчают других собственными должностями и профессиональными принадлежностями. Здесь нет привычных нам условностей, свойственных обычной гражданской и светской жизни. Под флагом добровольчества собираются те, кто готов разделить беду, оказать поддержку, прийти на помощь. И в этом они все равны. Неважно, рядовой ли ты водитель или же член Общественного совета при Уполномоченном по правам ребенка при президенте России и одновременно глава семьи с семью приемными детьми, как Владимир Хавшабо, о чем позже удалось узнать в ходе разговора.
— Как вы узнали, что Шилке нужна помощь?
— Из средств массовой информации. Поступил сигнал: затопило Забайкальский край. Стало известно, что произошло что-то страшное, нужна помощь. В таких случаях фонд сразу объявляет сбор средств. Тем более, с Забайкальским краем мы не первый раз работаем. Помогали при тушении лесных пожаров. Как раз видео отца Александра (документальный фильм настоятеля храма Александра Тылькевича на YouTube-канале – прим. авт.) появилось в сети, где он показал, что творилось в Шилке. Этот фильм никого не оставил равнодушным. Был объявлен сбор средств. Люди откликнулись. Фонд направил своего координатора, чтобы он на месте мог оценить ситуацию и организовать адресную помощь пострадавшим. Здесь я нахожусь уже две недели (материал готовился к печати уже после отъезда Владимира Хавшабо из Шилки – прим. авт.). За это время вместе с отцом Александром и Союзом добровольцев России (Забайкальское краевое отделение Всероссийской общественной организации «Союз добровольцев России» — прим. авт.) мы объехали Тунгокоченский район, посмотрели Шилку, Читу. Есть представление, кому и чем нужно помочь. И теперь я приступаю к следующему этапу – организации помощи.
— Вы собираетесь помогать всему Забайкалью?
— Мы оказываем помощь адресно, наименее защищенным слоям населения. Это многодетные семьи, семьи с детьми-инвалидами, одинокие пенсионеры и взрослые инвалиды.
— А как вы получили информацию, кому конкретно нужна помощь?
— Это оказалось самым сложным. Получить информацию о пострадавших централизованно невозможно. Поэтому собираю по крупицам. Что-то подсказал Союз добровольцев. Огромное спасибо приходу шилкинского храма, лично отцу Александру – без их помощи было бы тяжело. Что-то узнаю в процессе, при ознакомлении с обстановкой в пострадавших деревнях. Сами люди обращаются, подсказывают соседи.
— Вы согласны, что масштаб наводнения большой?
— Безусловно. К моему приезду, все более-менее нормализовалось. Сейчас мы видим уже последствия. Мебель испорченная, стоящая рядами вдоль улиц, сырость в домах, местами уже проявляется плесень, залитые погреба… Фонд закупил тепловые пушки и передал их храму. Знаю, что они уже работают по назначению, и приход принимает заявки от людей, желающих просушить дома.
— Чем фонд помогает — продуктами, одеждой?
— Помощь продуктами здесь очень хорошо организована силами местных добровольцев, властей. Мы пытаемся помочь тем, что люди потеряли и что трудно приобрести, не имея достаточных средств. Это, прежде всего, на чем спать — кровати, диваны, софы, куда сложить уцелевшие вещи — шкафы, письменные столы для семей, где есть школьники, чтобы они могли заниматься подготовкой к урокам. В Чите очень уж меня тронула история 77-летней бабушки. Она живет одна, дом у нее развалюха полнейшая. Добровольцы попросили меня посмотреть, может быть, мы можем ей чем-то помочь. Они договорились с властями, те привезли машину песка, и ребята соорудили насыпь возле дома, чтобы бабушку совсем не затопило. Мы приехали к ней, и то, что я увидел, повергло в шок — дом разрушенный, крыша вся дырявая, и стало понятно: что бы мы не привезли бабуле, после первого дождя это превратится в хлам. Обсудив ситуацию с руководством фонда, приняли решение: «Будем делать новую крышу».
— Добровольцы сами и строить могут?
— Они могут всё. Кстати, крышу эту будут делать безвозмездно из закупленных фондом материалов ребята из группы «День добрых дел. Чита». Сообщество организовали молодые неравнодушные и вполне успешные читинцы, ваши земляки. И вообще, я поражен – я встретил здесь столько замечательных молодых людей! Мне не раз приходилось выезжать с гуманитарными миссиями, и обычно органы власти организовывают координацию всех служб и объединений, участвующих в помощи пострадавшим, предоставляют всю необходимую информацию. А в Забайкалье я увидел обратное — именно добровольцы стали таким центром.
— Вы говорите, забайкальцы отличаются от других своими добровольцами?
— Я в восторге от них и преклоняю голову. Я был в Приморье два года назад, когда его затопило, там другая особенность у людей. Я приходил, спрашивал: «Чем мы можем вам помочь?». «Да вы что? — говорили они. – Помогите лучше соседу, его больше затопило». И так отвечал в Приморье каждый второй — просил о помощи другому. А вот здесь, я обратил внимание, другая особенность – столько много отзывчивых и добрых людей! Именно молодых, что немаловажно, на мой взгляд, которые самостоятельно объединились, без вмешательства властей, без каких-то организаций, с целью помочь пострадавшим. Прекрасные пацаны из поискового отряда имени Кости Долгова, им четыре года. Потрясающие ребята! Причем они это делают безвозмездно и искренне. В них чувствуется какая-то потребность помочь. Они не ждут, когда их позовут. Я узнал, что поиск мальчика, который, к сожалению, погиб, собрал их и объединил. Я считаю, что это подвиг.
Ваше отделение Союза добровольцев России, здесь и Виктор Романов, руководитель Калиниградского отделения, прилетевший на помощь коллегам, и руководитель штаба Кристина (Кристина Рахманова — руководитель регионального штаба Забайкальского отделения «Союза добровольцев России», член Общественной палаты Забайкальского края – прим авт.) тоже молодцы. И слава Богу, что молодежь хочет быть востребованной и в трудную для региона минуту объединяется, чтобы друг другу помочь.
— Значит, на ваш взгляд, в Забайкалье много волонтеров?
— Мне показалось, что достаточно, чтобы своевременно реагировать на возникающие проблемы. Я впервые в Забайкалье, и не знал тут у вас ничего. Обращаюсь к ним: «Ребята, мне нужен материал на кровлю для бабушки». Тут же бросили клич. Посмотрели там, тут и оперативно все нашли. Если люди могут объединяться в беде, то уже есть шанс, что и в повседневной жизни смогут найти возможность стать добрее и внимательнее друг к другу.
— Получается, ваш фонд взаимодействует с нашими добровольцами? То есть, деньги ваши, а работу выполняют местные волонтеры?
— Мы сотрудничаем со всеми, кто готов облегчить участь пострадавших людей. И делаем это совместно, поэтому я и здесь. И деньги не наши, они переданы нам теми, кто неравнодушен к чужому горю. Скажу больше, на вашу беду откликнулись и другие фонды, например, фонд «Созидание», который взял шефство над детьми из многодетных семей (всего порядка 300 человек),чтобы обеспечить их одеждой к школе, письменными принадлежностями, и продолжит оказывать эту помощь и дальше.
— И простые люди, и чиновники — Вам все понравились?
— Можно я не буду говорить про чиновников? (улыбается). Я понимаю, есть люди, которые смогут своими силами восстановиться через какое-то время. Те, кто имеют работу, какие-то средства, люди здоровые. Но есть те, которым со всем этим не справиться в одиночку. И таких большинство. И их реакция: «Ну не помогут и не надо. Будем что-то делать…». У людей какая-то обреченность есть, которая очень пугает.
— Раньше было принято называть Забайкальский край депрессивным регионом.
— Мне не хотелось вас обижать, но… Здесь вообще какой-то особый менталитет отличающийся, я бы сказал, спокойно-пофигистский. Люди не верят властям, не верят, что что-то можно сделать. Но при этом у людей очень сильное чувство любви к своему краю. Я был в одной деревне, разговаривал со стариком. Убеленный сединами человек говорил с такой болью и любовью о своей маленькой родине, что эти чувства передаются тебе, когда ты его слушаешь. Ему кажется, что ничего изменить нельзя, но он очень хочет жить на этой земле, чтобы бегали дети, чтобы не закрыли эту школу, чтобы кочегарки работали. Потому что если не будет школы, то и деревни не будет. Это не единичный случай. Есть у вас люди, которые готовы бороться и борются, но не всегда их слышат.
При этом должен сказать, что у вас здесь красивейшие места! Как нам было нелегко несколько суток перебираться на лодках в Усугли, топать по тайге и спать ночью под хруст веток!.. Но сейчас, когда все позади, я перебираю в памяти увиденные картинки и понимаю, как много я для себя приобрел в вашем крае! И мне кажется, если бы вы смогли здесь наладить инфраструктуру, люди бы к вам повалили. Такая красота не может быть не востребована!
— На сайте фонда «Предание» заявлено, что цель — набрать для Забайкалья 1 миллион. На сегодня (беседа состоялась 2 августа – прим. авт.) собрали 421 тысячу рублей. Будете собирать до миллиона?
— Будем стараться, в этом необходимость есть. На сегодняшний день использовано свыше 300 тысяч рублей, и уже оказана помощь порядка 15 семьям. В том числе, есть многодетные семьи, семьи с детьми. В большинстве своем это жители Шилки, Тунгокочена.
— А личное присутствие координатора на месте чрезвычайной ситуации всегда обязательно?
— В такой ситуации, когда пострадало много людей, – да. Наша помощь всегда адресная. Нам важно, чтобы жертвователь доверял фонду. Он должен быть уверен, что средства, переданные им, будут использованы по назначению. Фонд направляет своего представителя, чтобы своими глазами увидеть ситуацию и оценить объем необходимой помощи. Координатор собирает информацию, определяет, чем можно помочь конкретному человеку, организовывает эту помощь и доставляет ее пострадавшему. Вот моя задача. А также информировать наших друзей, партнеров об увиденном и сделанном. От фонда я здесь один. Но, конечно, один бы я не справился. Еще раз спасибо всем забайкальцам, оказывающим мне содействие.
— Вы еще приедете в Шилку, чтобы распорядиться всей собранной суммой?
— Я вряд ли. Но у нас здесь уже есть друзья — ваш приход и другие. По мере поступления обращений будем действовать через них. Потребность в помощи еще достаточна большая. Будут вместе пробовать как-то согревать людей, помогать им пережить последствия стихии. Жизнь продолжается.
— Откуда у Вас этот гуманизм, активное желание помогать?
— Не знаю, я всю жизнь работаю с людьми. Знаете, что объединяет нас с вашим отцом Александром? У меня девять детей – двое родных и семеро приемных, из них пятеро инвалидов. Сейчас осталось пятеро несовершеннолетних. Остальные уже взрослые.
— Сколько младшим детям лет?
— Младшему скоро будет четырнадцать. Первых мы брали – старшему было пять лет, а его брату девять месяцев. Сейчас они уже отцы семейств. Это было в советское еще время. Остальных мы взяли, когда я работал директором реабилитационного центра, и мы брали детей из детских домов со всех регионов страны. Тяжелые ребята, те, которых нельзя вылечить на месте, их привозили лечить в Москву. Каждому предстояло пройти длительное лечение. И вот чтобы детей не отправлять обратно в детские дома, потому что не каждый детский дом может выходить такого ребенка, мы решили: «А давайте мы возьмем детей под опеку. Мы, мужчины, берем пацанов, а женщины – девчонок». Вот так мы с женой и стали опекунами.
— А как они вас называют – папа, мама?
— Для меня это непринципиально. Главное, что за советом он идет к нам и ему важно наше мнение. Значит, все правильно. Но в основном обращаются «папа» и «мама», особенно младшие.
— Имея серьезные проблемы в здоровье, они всегда будут жить с вами?
— Мы постоянно лечимся и добились очень хороших результатов. Ребята обязательно будут самостоятельными полноценными людьми, даже имея проблемы со здоровьем. Это первое, о чем мы с ними договорились. Мы не инвалиды. Я говорю своим пацанам: «Посмотрите, я вот, например, лысый, вон те парни — рыжие, у этого что-то еще. Ты тоже другой. У нас таких людей сотни тысяч. Мы внешне отличаемся. Но это не делает нас другими, мы такие же люди, как и все». У одного нашего ребенка пальчики были с врожденной патологией, их разрезали, разделили. Они теперь прямые и не сгибаются. Но если бы Вы слышали, как он этими пальцами играет на фортепиано! Он победитель и участник окружных и городских конкурсов! Сейчас мы готовимся к концерту. Ему будет аккомпанировать большой симфонический оркестр. Это была его мечта — сыграть на серьезной сцене.
— А ревность была между родными и приемными детьми?
— Недолго это было, с первыми нашими детьми, когда меня младшие стали называть папой. А потом как-то все само собой наладилось.
— Я поняла, что у Вас не просто гармонично развитые, у Вас талантливые дети?
— Очень! Паралимпийский спортсмен, шахматист – победитель турниров, хорошист, саксофонист, студент медколледжа, студент университета!
Кстати, у вас в Шилке в Чапае живет мальчишка, ему 23 года, он инвалид и занимается спортом. Я его увидел и подумал, что наш тренер паралимпийской сборной Ирина Александровна Громова возвращает таких ребят к жизни. Она им дает шанс добиться самим серьезных результатов. И я написал Ирине Александровне про него. Она пригласила его в Москву, мы нашли возможность приобрести ему билет, решили вопрос с проживанием. Он сначала обрадовался, а потом испугался. Я уговаривать не стал, принять такое решение может только сам Олег.
— Вы делаете упор на спортивное развитие детей?
— Я делаю упор на то, что интересно моему ребенку, что может сделать его счастливым. Мне очень важно, чтобы они могли мечтать. Не о смартфонах, ноутбуках, квадрокоптерах, а о серьезном и важном. И получилось. Старший захотел почувствовать себя капитаном яхты. Обратился к друзьям. И они организовали регату и его поставили стажером капитана. Сначала были пробные выезды. А потом мы участвовали в этом конкурсе среди восьми яхт и даже заняли второе место. Он был такой счастливый – мечта сбылась! А Олежка, мой шахматист, захотел с гроссмейстером сыграть. И это нам оказалось под силу – телевидение совместно с одним из фондов организовало трансляцию сеанса одновременной игры чемпиона мира Карякина с приемными детьми, и нам повезло в этом поучаствовать. Олег стал последним, восьмым игроком, который проиграл Карякину. Когда гроссмейстер пожимал ему руку, было видно, как ребенок был горд и счастлив.
— Вы выбирали детей с изначально выраженными способностями или позже сумели увидеть и раскрыть их потенциал?
— Я не выбирал детей. Я даже не планировал быть отцом большого семейства. Все получилось случайно, я Вам рассказывал, что мы с коллегами приняли решение взять детей под опеку с одной единственной целью — чтобы не отправлять их обратно в детдом после очередной операции. Брали мы их не по выбору, а по необходимости тому или иному ребенку остаться при больнице. Жили они тогда и проходили реабилитацию в нашем центре. И только когда у меня их стало пятеро, пришлось выбирать: или работаю директором центра, или становлюсь нормальным родителем. Выбрал второе.
У меня просто есть желание сделать их самостоятельными, по возможности, умными и добрыми людьми. Они спокойно ухаживают за собой, стирают свои вещи, гладят, помогают по дому. Они вполне приспособленные к жизни личности. Даже готовить умеют несмотря на то, что пацаны. А было время, когда Саня плакал: «Я ничего не могу!». Я уходил, давал ему возможность пожалеть себя, потом возвращался, и мы начинали снова решать поставленную задачу. А сейчас, когда кто-то незнакомый, завидя его бежит, что поднять его или помочь, он говорит: «Я сам!». Когда он четко осознает, что справляется сам, становится категоричным.
— Вспомнила про Ника Вуйчича…
— Мы, кстати, с ним встречались. Для меня это было очень важно – дать пацанам возможность с ним пообщаться. Я им все время говорю: «Вспомните Ника – жизнерадостный самодостаточный человек, отец, у него жена-красавица, он зарабатывает сам своей головой. Несмотря на свои возможности, у него нет проблем. Проблемы в другом. Все проблемы в голове и в том, что ты сам о них думаешь.»
— Известно, насколько невероятно сильно родители его любили.
— В любой ситуации родительская любовь и поддержка очень важны. И если она есть, горы свернуть можно… Я в Шилке провел несколько дней в семье отца Александра. Мне показалось вначале, как он суров со своими детьми, а потом понял: за этой суровостью невозможно спрятать безграничную любовь к детям. И они отвечают ему взаимностью, тянутся к нему! Я общался с ребятами и видел, с каким искренним уважением они говорят о своих родителях.
— Спасибо, что нашли время встретиться.
Беседовала Ольга Терещук