Попав в новую семью, Фёдор сразу понял, что он теперь главный работник после отчима. Отца он помнил веселым, добродушным, который мог, несмотря на нескончаемую работу в хозяйстве, найти время для Феди и для его младшей сестренки Ани. Он брал их на свои могучие руки, подбрасывал высоко, и они с замирающим сердцем радостно взвизгивали. Или, играя роль лошади, он катал свою малышню на себе.

Позднее мать рассказывала, что в молодости он вместе со своими отцом Андреем и братом работал на золоте, и, наверное, удача улыбнулась им, потому дед Фёдора Трифон стал самым богатым в их селе. Обжившись, они построили большой просторный дом с огромными окнами и ставнями, разработали много пахотной земли, сенокосных угодий, завели скот. Андрей с братом трудились в хозяйстве от зари до заката и этих работников, не знающих устали, Трифону вполне хватало. Да и его бог не обидел силой, так что он трудился наравне со всеми. Правда, Трифон задумывался о том, что неплохо было бы найти помощницу по хозяйству своей жене. От кого-то из братьев золотопромышленников Полутовых он случайно узнал, что у них горничной служила трудолюбивая и статная казачка Варя, уроженка станицы, дочь Георгиевского кавалера. Домовитая Варя могла выполнить любую женскую работу, необходимую для хорошей жизни в их крепком хозяйстве: умела шить платья, рубахи, валять шерсть, прясть, шить рукавицы, полушубки. Женившись, Андрей понял, что его жизнь приняла другой смысл – не только работа, достаток, но и семейное счастье приоткрыло ему другую, волнующую сторону бытия. Они вместе трудились в поле, любуясь сноровкой и трудолюбием друг друга. Вскоре у них родился первенец. Дали ему имя Фёдор. Дед и бабка души не чаяли в мальчонке. Уже в подростковом возрасте и позднее из рассказов матери Федя узнал, что, работая с детских лет, отец приобрел могучую физическую силушку. Бывало, на спор заносил по лестнице наверх мельницы два мешка муки, держа их в подмышках, а третий, положенный на горб, придерживал зубами. Как-то осенней порой, когда под непрерывными дождями дороги наполнялись лужами, одна особо топкая выделялась как раз посреди села, и народ, зная это ее подлое качество, объезжал ее старательно стороной. Андрей же, загрузив полную телегу, устраивал целый спектакль, загоняя лошадь в самую середину топи, и тогда телега благополучно увязала. После нескольких судорожных попыток сдвинуть телегу с места лошадь смирялась со своей участью и терпеливо ждала развязки. На это представление обычно собиралось больше половины села. Народ весело переговаривался, отпускал по этому поводу шуточки, зубоскалил, давал непрошенные советы, в общем, ждал кульминацию красочного представления. Андрей же неторопливо выпрягал лошадь и, выведя ее на сухое место, привязывал за уздечку к какому-либо забору. Сам же, соорудив себе подобие сбруи их вожжей, сначала взъюндовал, то есть изображал то, как делают лошади при непосильной задаче: уросят и встают на дыбы. А затем, взявшись руками за оглобли и поднапрягшись, под восторженные возгласы сельчан выкатывал телегу на сухое место. Еще долго после этого в селе и за его пределами обсуждалось незабываемое представление.
В старину, по словам матери, был еще обычай, который Федор уже не застал. Это был кулачный бой. Обычно собирались молодые мужчины из одного села, но с разных улиц. Находились зачинщики, которые начинали первыми, затем подключались остальные участники. Бои проходили под негласным запретом использования каких-либо подручных средств, к которым почему-то относились и ноги. В бою применялись только кулаки, поэтому не было серьезных увечий, а только разбитые носы да синяки. Но даже этого было достаточно, чтобы кто-то из женщин, узнав о предстоящем сражении, приходили и просили Андрея помочь предотвратить мужскую забаву в виде мордобоя.
Он обычно первым приходил в назначенные время и место и садился на заплот – на изгородь из бревен. Этого было достаточно, чтобы намеченная драка не состоялась. Зачинщики понимали, чем это может обернуться для них, и предпочитали не рисковать и не испытывать судьбу.
Так и не насладившись своим трудным от забот детством, но в то же время счастливым от нескончаемой любви отца Федор и Аня внезапно, как им казалось, его потеряли. Это произошло после случая, который резко разделил их устоявшуюся жизнь на до и после. По словам матери, Андрей перевозил с другого берега реки по плохо окрепшему льду муку, и внезапно телега опрокинулась в промоину, где мешки с мукой легли на дно. Боясь прогневить своего властного и сурового отца, Андрей нырял в ледяную воду, доставая мешки с мукой. Вероятно, после этого случая могучий организм Андрея начал сдавать, и коварная болезнь день за днем подтачивала силы. Андрей старался не показывать виду, но чуткая Варвара понимала, что с мужем что-то неладно. Она не единожды обращала внимание Трифона на становившимися очевидными вещи, но тот только отмахивался, предпочитая объяснить все банальным нежеланием трудиться.
Уже будучи глубоко больным, Андрей с Варварой поехали на сенокос, где он впал в бессознательное состояние. С трудом взгромоздив мужа на телегу, Варвара привезла его домой. Поняв, что он теряет главного работника, Трифон вызвал к себе шамана, от которого, впрочем, не оказалось никакого проку. После слов «Я не бог» шаман был изгнан из дома. Привезенный врач лишь констатировал смерть от заболевания головного мозга.
Осунувшийся отец в прямом смысле рвал на себе волосы от горя и отчаяния. Спустя какое-то время свекровь, чтобы не потерять расторопную в домашних делах сноху, а также внука и внучку, попыталась свести ее со своим другим сыном. И ей это удалось. Но когда результат этих отношений стал явно виден, созналась во всем своему властному и гневливому мужу. А тот, считая младшего сына лентяем и никчемным человеком, прогнал его со двора. Досталось, конечно, и своднице.
Отец Варвары Егор Иванович переживал за судьбу дочери в связи со смертью зятя. А после случившегося внезапно появился и решительно забрал дочь, внука и внучку. Трифон же, растеряв всех своих работников, распродал хозяйство, удачно успев провернуть сделку до раскулачивания новой властью, и уехал в другой район. Через какое-то время он вернулся и был арестован. Но по ходатайству бывших партизан, которые после 1918 года и разгрома их соединений белогвардейцами и семеновцами скрывались от карателей в лесах, был отпущен за оказанную им помощь. Потому что его жена в их доме прятала раненого командира, и каратели не могли даже предположить, что он находится у такого знатного богача. После этих событий Трифон с женой, собрав пожитки, спешно переехали в одно из сел на севере области, где он содержал заезжий дом.
В жизни Варвары появились радостные краски, ведь она опять оказалась в родном родительском доме, и, несмотря на некоторые неудобства, жизнь стала налаживаться. Отец Егор Иванович был заслуженным казаком, был возведен в воинское звание вахмистра за многочисленные ратные подвиги, совершенные во время русско-японской войны, был награжден тремя Георгиевскими крестами и числился полным Георгиевским кавалером. Когда цесаревич Николай II, предпринявший кругосветное путешествие, прибыл из Америки в Японию, там на него было совершено покушение. Царедворец чудом остался жив. Прибыл из Японии на пароходе во Владивосток, цесаревич на поезде доехал до Хабаровска, затем на пароходе по Амуру и Шилке до Нерчинска, где ему была оказана пышная встреча. Специально к его приезду была построена красочная арка. Честь отдать рапорт цесаревичу была доверена Георгиевскому кавалеру Егору Ивановичу Комогорцеву. Николай II отблагодарил того фирменными часами. Он при всех властях был непререкаемым авторитетом, поэтому даже в смутное время – при красных ли, при семеновцах ли – пользовался уважением односельчан. Авторитет атамана также позволил однажды предотвратить расстрел станицы из орудий японского бронепоезда за связи станицы с партизанами, которые после разгрома семеновцами их соединений прятались за рекой Шилкой в лесу. Партизаны получали пропитание из станицы. В этом им тайно помогал Егор Иванович. Японские каратели, подойдя к полноводной реке, не рискнули переправляться через нее на юрких ботах. Егор Иванович же заверил их в том, что он всех партизан выловит по одному, и расстрел станицы был отменен. Несмотря на высокое звание, отец Варвары жил если не в бедности, то никогда не был зажиточным. Даже серебряные часы знаменитой на весь мир фирмы «Павел Буре», подаренные после рапорта цесаревичем, Егор Иванович был вынужден продать. Из карманчика всегда выглядывала только цепочка от этих часов.
Дом у Егора Ивановича был небольшой. Кроме него с женой и младшими детьми, здесь жил старший сын Николай с женой, поэтому Варваре выделили для проживания с детьми зимовье. Через некоторое время у нее появилась на свет вторая дочь, которую нарекли Нина. С ней однажды случилась история, которая, к счастью, закончилась благополучно. В крестьянских семьях детей к труду приучали с раннего детства. Когда началась сенокосная страда, вся семья вышла в полном составе трудиться. Для маленькой Нины соорудили балаган из веток, настелили травы для мягкости и на покрывало уложили спать. Через определенное время, услышав радостный смех и лепетанье Нины, заглянув в балаган, дети в ужасе с криками побежали к взрослым, заявив, что она проснулась, а в руках у нее змея, с которой она играет. После этих слов кто-то из взрослых зашел с литовкой в балаган и вскоре вынес наружу змею на косе. Нина же, потеряв забавную «игрушку», залилась слезами и ее плачущую долго не могли успокоить.
Прожив какое-то время в родительском доме, Варвара была сосватана вдовцом из другого села, имеющим на руках четверых детей женского пола. Число детей в образовавшейся семье сразу выросло до семи человек. Федор, несмотря на то, что был еще неокрепшим подростком, вскоре стал главным работником после отчима в их единоличном хозяйстве, которое платило налог государству. По приезде в новую семью новоявленная свекровь сразу же предупредила Варвару о крутом характере ее мужа, сказав, чтобы она ему не поддавалась. Сказала, что его первая жена была хроменькая, не могла избежать его суровой руки и ей часто от него доставалось. Варвара запомнила совет свекрови и вскоре воспользовалась им. Как-то она довешивала на маленьком стульчике штору на окно, когда неожиданно раньше времени вернулся с работы муж. Не увидев на столе еды, он снял с брюк кожаную подвязку и, размахнувшись, со всей силы ударил ею Варвару. Такое было в диковинку для не привыкшей к подобным действиям со стороны мужа гордой казачки. Повесив штору, она не спеша слезла со стульчика и, подняв его, обрушила им удар на спину ничего не ожидавшего супруга. От удара кожа на боку незадачливого главы семьи оказалась разорвана, и близким срочно пришлось его вести в амбулаторию и зашивать. С того момента, как муж получил отпор, он зауважал Варвару, и в семье она стала авторитетом. С мужем установились уважительно-доверительные отношения.
В новой семье, куда прибыл Федор, у каждого из детей были свои обязанности, но ему доставалась самая тяжелая работа: заготовка дров, пахота, сенокос, который находился в сорока километрах от села, содержание основного скота на зимнике на месте сенокоса. В работе, несмотря на малый возраст, Федор легко справлялся со своими обязанностями. И все было бы ничего, если бы не тяжелый нрав отчима. Тот частенько бил Федора. Не выдержав обиды, Федор неоднократно убегал к своему дяде в бывшую станицу. После очередного бегства, не справляясь в одиночку с работой, отчим приехал за Федором и получил ответ, что это последний случай, и в следующий раз дядя своего племянника больше не отдаст. Только после этого отчим смирил свой норов, да и Федор старался лишний раз не волновать мать и был покладистым, зная, что она пришлась ко двору в новой семье. Сестры тоже дружно влились в новую семью, подружились со своими сводными сестрами. Имея в виду Аню, отчим всегда говорил: «Ласковый теленок двух маток сосет». Бывало, в праздник придет отчим, отяжелевший от угощений, падчерица снимет с него обувь, разденет и уложит спать, а родные дочери только нос воротят.
Федор же по прошествии времени заметно подрос, а от постоянной физической работы мускулы налились ощутимой силой. Появились друзья старшего возраста. Во времена НЭПа Забайкалье наводнили китайцы, появилась диаспора со своими правилами и привычками. И одно из них – это игра в карты на деньги. Обычно в банях ночью, чтобы избежать облавы, Федор тоже освоил это незаконное ремесло да так успешно, что получил прозвище Новый Карацар. Вероятно, в народе ходила слава о каком-то везучем игроке. Все это не пошло впрок Федору, и весь выигрыш он так же спускал. Заведя знакомство со старшими по годам друзьями, Федор быстро познал и вкус спиртного. Однажды придя домой изрядно принявшим на грудь, он припомнил отчиму все обиды и, схватив столовик, гонялся за ним вокруг дома. Соседи, видевшие все это, написали заявление в милицию. Хотя утром после алкогольного беспамятства протрезвевший Федор искренне раскаялся в содеянном, он был арестован и осужден на три года колонии.
Был он человеком отчаянным и горячим и за свои проступки как-то отсидел в карцере целый месяц. А придя потом в камеру, увидел, что его лучший друг – земляк при виде него вылез из-под нар, куда его определил новоявленный камерный авторитет.
Друг на вопросы промолчал, но другие пояснили Федору, и бывший тюремный авторитет сам занял место друга под нарами. Однако, находясь в такой сложной ситуации, Федор смог проявить свои главные лучшие качества – трудолюбие, смекалку, сноровку, через определенное время нахождения в колонии он был направлен трудиться в подсобное хозяйство, где показал хорошую работу и прекрасные результаты. Поэтому лагерное начальство предложило ему возглавить бригаду из числа заключенных женщин. С него взяли слово, что он будет исполнять обязанности только бригадира, не переходя границы дозволенного. Федор пообещал и держал свои слова. Он, досконально знавший труд земледельца, организовал работу так, что хозяйство процветало. Снабжение колонии продукцией работало бесперебойно, и начальство было довольно. Женщины же, обиженные таким безразличием к себе бригадира, строго соблюдающего дистанцию, решили устроить своеобразную демонстрацию, чтобы совершить переворот. О чем Федор, конечно же, не догадывался. Однажды, подходя с полевых работ к бараку, он увидел вдалеке лагерное начальство. А в это время женщины схватили его с двух сторон за руки и так повели его к руководству. А сами начали громко разговаривать, смеяться, обнимать и целовать Федора, будто это он их домогается. Усталый от работы Федор тщетно отбивался от назойливых бабенок. Конечно, после такого случая он был тотчас снят с должности и вновь возвращен в колонию.
Но всему бывает конец – вот и пришло время возвращаться из заключения на «гражданку». Ему не верилось, что все позади. Набросив на плечи котомку, с нехитрыми пожитками и перекинутыми через плечо связанными веревочкой сапогами он пешком отправился в путь по направлению к родному дому. Выйдя из городка, Федор не мог надышаться чистым воздухом, он любовался любимой природой, зеленью травы, ветвистым кустарником, ласковым солнцем. Все это напоминало ему годы, проведенные на заимке среди природы. Аромат трав на покосе, журчанье ручья, где вода из него ломила зубы и перехватывала горло. Он не мог забыть шуршание кос по траве после росы, а в полуденный зной прохладу балагана да огонь костра, на котором ароматный пахнущий дымком чуть посоленный и сдобренный сливочным маслом зеленый карымский чай. Федор знал, что с прошлым покончено и, несмотря на годы, проведенные в колонии, был даже благодарен отчиму за ту науку, которую он ему дал, за воспитание уважения к тяжелому крестьянскому труду, в котором сам не щадил своих сил и требовал этого от окружающих, в том числе слишком сурово от неокрепшего тогда еще мальца. Но обиды на отчима после осмысления своей жизни в местах, не столь отдаленных, в душе Федора уже не было. Он знал, что к прошлому уже нет возврата, и бывшие друзья ему больше не друзья. Не зря гласит пословица: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Он знал, что, вернувшись домой, сразу же устроится на работу, вернее всего, в колхоз. А там можно подумать и о семье, ведь ходит же где-то его единственная, которую он давно ждал. Неторопливо идя по дороге, он вспомнил женщин из колонии – не очень опрятных, вульгарных от безысходности своего положения и, наверное, скрывающих под этой маской нерастраченную любовь и жажду материнства.
Пройдя небольшой городок, название которого упоминается в старинной песне, Федор увидел вдалеке очертания родной станицы. В нахлынувших воспоминаниях возник образ его героического деда, которого они с сестренкой так и называли – «дедушка-кавалер». Словно наяву, память вернула его, тогда восьмилетнего мальчонку, на дедовские похороны. Отчетливо вспомнил отпевание деда в станичной церкви. С давних времен богатые сельчане вносили в церковь заклад, чтобы быть похороненными на главном кладбище возле храма. Для знаменитого казака и Георгиевского кавалера, почитаемого человека, несмотря на его бедность, было сделано исключение. Федор знал, что после такого длинного пути обязательно зайдет в бывшую станицу, которая, несмотря на то, что сменила название на колхоз, в умах сельчан так и осталась станицей. Там в начальной школе трудилась со своим мужем сестра Аня.
Встретили его очень радостно и хлебосольно. Разговоры, воспоминания за накрытым в честь такого знаменательного события столом окутали домашним теплом успевшего отвыкнуть от домашнего уюта Федора. Хорошенько отдохнув у сестры, он вновь отправился в дорогу, чтобы преодолеть оставшиеся двадцать пять километров пути до родного дома. Опять радостные возгласы, женские слезы, скупое мужское примиряющее объятие. За время отсутствия Федора количество детей у матери выросло до девяти, а общее число вместе со сводными сестрами – до тринадцати. Самая старшая сводная сестра Варвара работала в колхозе секретарем партийной ячейки. Она же и посодействовала вступлению Федора в колхоз. Соскучившись по работе в поле, он активно включился в трудовые колхозные будни и, конечно же, был сразу замечен правлением колхоза. Поэтому когда в колхоз поступил новенький трактор ХТЗ, его было поручено передать именно ему. Федор окончил краткосрочные курсы. Он не верил своему счастью, что ему придется управлять такой фантастической техникой, такой мощью, которой под силу было все: прицепить ли к нему жатку, несколько плугов, да и вообще тянуть за собой любую тяжесть. Он вспоминал, что в единоличном хозяйстве с помощью лошади такое представлялось трудной и сложно реализуемой задачей. Конечно, личное хозяйство с его кормилицей коровенкой и лошадью не идет ни в какое сравнение с колхозом с его обширными полями и пашней. Поэтому Федор был в восторге от масштабов работы, от порученной ему техники. Он ласково гладил металлические шипы на больших задних колесах. Протирал технику после работы ветошью, смазывал машинным маслом рабочие детали. При сложных ситуациях разбирал и снова собирал железного коня заново, так что основательно изучил его механизм.
Вскоре произошло еще одно событие, о котором он втайне мечтал. Поле их колхоза межой сходилось с полем колхоза, образованного на месте бывшей станицы. Там Федор и высмотрел ту, о которой давно грезил, о черноглазой красавице с длинной косой. Пана. Такую он еще никогда не встречал. Ей Федор тоже приглянулся. Высокий, светловолосый богатырь с широкими плечами. После нескольких таких уборочных дней-свиданий они сговорились, что Федор зашлет в дом ее родителей сватов. Он сделал это, не откладывая в долгий ящик. Сыграли скромную свадебку, и жизнь молодой семьи потекла своим чередом. Вскоре у них родился первенец, которого назвали Валентин. Жизнь казалась размеренной в своем счастье. Но она преподнесла им и всему народу неприятный сюрприз и неисчислимые беды, на целых четыре года перечеркнув все надежды и чаяния людей.
Фёдор был в поле, когда в правление поступил звонок о том, что фашистская Германия внезапно напала на Советский Союз. Началась мобилизация мужчин призывного возраста, и Федор один из первых был призван на защиту Родины. После отправки на фронт мужчин растерявшиеся от такой беды женщины наспех и не до конца собрали богато уродившийся в тот памятный год урожай картофеля в пригородном колхозе. Позднее это обстоятельство помогло спасти жизнь многим горожанам. Почти сразу после объявления войны с полок магазинов исчезли все продукты, и если бы не оставшаяся в поле картошка, то многие семьи не пережили бы зиму. Люди вереницей тянулись на колхозные поля и из мерзлой земли выдалбливали картофелины. Принеся картошку домой, ее чуть подтаивали и, пристукнув обухом или молотком, делали подобие лепешки, а затем прилепляли к горячей плите. Ели так называемые «тошнотики», чем спасли себе жизнь, пока не были введены положенные к выдаче по талонам нормы хлеба. Конечно, в селе у сельчан, привыкших надеяться только на себя, оставались какие-то припасы овощей, ведь при полном отсутствии муки и хлеба на одной картошке трудно было продержаться, особенно когда в итоге заканчивались и семена. Но так как во время боевых действий вся страна от мала до велика была обязана трудиться, все работающие получали положенную норму хлеба, выдавали хлеб и на детей.
Фёдор, прибыв на прифронтовую территорию, попал на формирование фронтовых частей. Узнав, что боец — выходец из крестьянской семьи и прекрасно ладит с лошадьми, он был направлен для формирования кавалерийского полка. После подготовки полк был выведен в прифронтовую полосу, где при прорыве обороны противника его вводили для рейда по тылам врага. Наши кавалеристы наводили ужас на немцев. Но это было до той поры, пока они не встретились с крупным и превосходящим их механизированным соединением немцев. В неравном бою полк был разбит. Уцелевший и не получивший ни царапины Фёдор, подсадив к себе на лошадь раненого командира полка, осторожно стал выходить из окружения. И так случилось, что однажды в утреннем тумане он увидел перед собой двух немцев, которые, застыв и проводив его взглядом, не рискнули выстрелить из своих автоматов, а Фёдор не бросил гранату, которую наготове держал в руке. Благополучно добравшись до своих, он передал раненого командира и, пройдя проверку в особом отделе, был отправлен на переформирование. Там он и узнал, что за спасение командира был представлен к ордену Красной Звезды.
Фёдора назначили механиком-водителем во вновь образованный танковый полк. Для него разговаривать на ты с танком не составило особого труда, ведь танки создавались на бывших тракторных заводах на базе трактора с добавленной мощностью. Да и управление у него было такое же, как у трактора. Для Фёдора начались тяжелые фронтовые будни. Судьба благоволила к нему. Их танк ни разу не был подбит. Командование, узнав, что он лучший механик, знаток технической стороны боевой машины, часто привлекало его к восстановлению подбитой в бою военной техники. Понимая, как опасна для танка немецкая болванка и найдя в одном сердечник от нее, Фёдор поднес его к броне и с опаской, легонько пристукнув по нему, с неприятным ощущением обнаружил, что он легко заходит в броню. Однажды Фёдору было приказано найти причину, отчего танк упорно не хотел заводиться, и при внимательном рассмотрении ему удалось найти причину. Он как танкист, много раз видевший, как горят не только немецкие, но и наши танки, сразу понял, что экипаж решил дать себе хоть какую-то передышку и, возможно, оттянуть смертельный финал машины. Фёдор ничего не мог поделать и был вынужден доложить. В противном случае он бы обязательно пострадал. После доклада экипаж танка был немедленно арестован.
В другой раз Фёдора вызвали к командиру. Он получил приказ, взяв необходимые инструменты, ночью выйти на нейтральную полосу, где остался наш подбитый танк. Экипаж был жив и, запершись изнутри, мог открыть люк только по условному стуку механика. Ему была поставлена задача восстановить танк для благополучного возвращения его к своим. Фёдор, дождавшись ночи, чтобы не стать мишенью для снайпера, стал выдвигаться в нужном направлении, и вскоре показалось в темноте еще более темное большое пятно. Это были очертания танка. Но едва он обогнул его, как столкнулся с верзилой-немцем, и тот уже занес над ним для удара нож. Фёдор, изловчившись, схватился левой рукой за лезвие клинка и, вывернув его из руки фашиста, этим же ножом заколол врага. После этого, истекая кровью, вернулся в расположение части.
После лечения руки мизинец на ней из-за перерезанного, вероятно, сухожилия навсегда остался в согнутом внутрь ладони положении. Конечно, у Фёдора наверняка был надежный ангел-хранитель. Кроме упомянутого ранения мизинца, он за время боев не получил больше ни одной царапины, хотя особо от опасностей не прятался, просто проявлял осторожность в трудной ситуации, просчитывал ее и понапрасну не бравировал. Он сам себе дал зарок, прямо внушил, что если возьмет что-либо из трофеев, то будет убит. И строго придерживался своего принципа.
Закончил он войну в городе-крепости Кёнигсберге. Но это было только окончанием войны в Германии. У восточных границ Советского Союза скопилась почти миллионная Квантунская армия. Японские самураи держали в напряжении руководство нашей страны, которое было вынуждено дислоцировать на границе с Маньчжурией войска для отражения вероятного нападения. Они также устраивали провокации на границе. В условиях секретности часть, в которой служил Фёдор, вместе со всей боевой техникой погрузили в эшелон, и поезд двинулся на восток. Путь был долгий, к тому же с длительными остановками. Страна у нас большая, а нужно было еще проехать через всю Европу, прежде чем добраться до восточных рубежей нашей Родины.
Во время войны весточки от Фёдора были довольно редкими, а после зимы письма вообще перестали приходить. Сестра Анна рассказала об этой ситуации знакомым женщинам. Одна из подруг рассказала ей о женщине, живущей в одном из сел, которая может погадать за какие-либо продукты. Якобы ее предсказания сбываются с большой точностью. Та погадала сначала на подруге, а затем сказала Анне, что Фёдор живой, да и вообще она скоро с ним увидится. Анна, представив расстояние от Германии до дома, сразу решила, что все эти гадания – обман. Каково же было удивление родных, когда спустя какое-то время вечером открылась дверь, и перед обрадованными родственниками предстал возмужавший и весело улыбающийся Фёдор. Дело в том, что эшелон, в котором он приехал, после долгой дороги для переформирования и накапливания достаточного количества войск, имеющих боевой опыт, надолго остановился на станции Оловянная. Фёдор отпросился домой, сказав, что он сейчас находится совсем рядом от родных. Ему выделили коня, на котором он и приехал. Отдохнув дома, он также на коне и вернулся к месту назначения. А через некоторое время была объявлена война с Японией. И уже после капитуляции самураев Фёдор окончательно вернулся домой в мирную жизнь.

Несмотря на то, что война не коснулась его родных мест, ее последствия для Забайкалья были видны невооруженным глазом. Дома без хозяйского догляда мужчин обветшали. В оградах зияли дыры, в отдельных местах плетней вовсе не было. Во дворах цепляло взгляд отсутствие скота. Одежонка за время войны прохудилась, особенно это было заметно на детях. Фёдор, насмотревшись за войну на всякое, ревновал свою жену и допытывался о возможной измене. Пока однажды мать, оставшись с ним наедине, сурово ему сказала: «Не хочешь жить — разведись!». И он дал слово матери, что этого больше не повторится, и слово свое сдержал.
Работая в колхозе за трудодни, было трудно содержать семью. Ведь у них ожидалось пополнение в семье — должен был родиться еще один ребенок, и поэтому Фёдор с домочадцами перебрался на рудник Давенда, где производилась добыча угля. Там они прожили несколько лет, в течение которых у них появился на свет еще один сын. Жизнь потихоньку текла. Фёдор вместе со старшим сыном работал в шахте, пока не случилось несчастье. Старший сын погиб на работе от наезда шахтной вагонетки. Пережив огромное горе, Фёдор осознал, что не сможет больше там работать, как прежде, невыносимо больно будет ежедневно видеть место трагедии. Он принял решение вернуться. На заработанные деньги купил в районном центре в переулке, что напротив почты, небольшой домик.
Город, помня о катастрофическом наводнении, а также о частом подтоплении южных окраин, построил комплекс дамб, отгораживающих его от наступления полноводной реки. Русло маленькой бегущей через город речушки, которую в знойное лето без проливных дождей можно было перебрести по щиколотку, спешно спрямили, проложив новое русло в стороне от подтапливаемых в дождливую погоду домов и огородов Чапай-городка. Поэтому за железной дорогой на южной стороне, на главной улице города, началось активное строительство. Так райком партии переехал в новое построенное здание, а следом райисполком справил новоселье, покинув старое деревянное помещение, отданное впоследствии под детский сад «Васильки». Решением города главная площадь была определена у границ гортопа.
Жизнь в городе оживала, и центром притяжения стал рынок, на котором постепенно появились разные продукты огородничества и нехитрые дикоросы. Особенным спросом летом пользовались черемуха и семечки. Вскоре на открытых площадках рынка были поставлены автоматы для розлива в стаканы газированной воды с сиропом по три копейки, а если просто хотел питьевую воду — то стакан ее стоил копейку. В установленных киосках начали продавать мороженое. Рядом с клубом железнодорожников открылся сад. Там летом работали качели, площадка аттракционов, и также продавались газировка и мороженое. Вечером на площадке проводились танцы.
Фёдор, переехав в город, собрал строительную бригаду для возведения домов, и вместе со своим зятем они ставили дома в селах района. Лес и пиломатериалы стоили в то время недорого. И люди, подкопив деньги, решались вместо старых развалюх построить себе новый дом. Также Фёдор с бригадой поставил сруб под крышу своей сестренке Ане. Город быстро рос и развивался, появились так называемые хрущевки на улице Ленина, их поставили возле новой площади. Были построены новые школы: одна для детей Соцгородка, другая на месте старой площади — для детей Чапай-городка. Созданный СМП по инициативе железной дороги начал строительство пятиэтажек для работников своих предприятий.
Мать Фёдора Варвара, похоронив умершего от тяжелой болезни мужа, решилась переехать в город, так как там проживала большая часть детей. Практически всей мужской половиной семьи был построен дом в Чапай-городке, где она жила вместе со своим предпоследним сыном. Конечно, для первой жены сына была в диковинку совместная жизнь со свекровью, это давалось ей с трудом. Ведь практически каждый день дом не обходился без гостей, и самовар на столе никогда не остывал. И хотя прибывшие приходили с щедрыми гостинцами, как для первой, так и для второй жены сей факт представлялся непреодолимым препятствием к семейному счастью. И только приехав в свое бывшее родовое село, он встретил ту, с которой разделил все дальнейшие трудности. После того встречать старость, живя у сына, для Варвары стало комфортно. Так в окружении заботящихся о ней родных, в любви и благополучии встретила она свою кончину.
У Фёдора, кроме второго сына-инвалида, через два года появился еще один сын. Оба они выросли, обзавелись семьями. Старший, несмотря на свой недуг, был рукастый и пользовался большим авторитетом в сапожной мастерской, где они трудились вместе с женой. А младший сын после службы в армии был принят в районный отдел милиции. Фёдор, прекратив «шабашку», построил недалеко от старого домика новый просторный дом для семьи своего старшего сына. Правда, вскоре сыну-инвалиду выделили благоустроенное жилье, и дом продали. А Фёдор вновь поселился в старом домишке.
Уже на пенсии он сосредоточился на своем домашнем хозяйстве, огороде, курочках и заботе о козе-кормилице Зойке. Для нее на зиму он накашивал большую копну сена, заготавливал поленья. После обильного осеннего тополиного листопада он собирал в матрасовку листья и складировал их под навесом. Как все фронтовики, Фёдор не любил рассказывать о своем фронтовом пути, единственное исключение он иногда делал для своей сестры Ани, да однажды, открыв на стук дверь, увидел двух нерешительных с беспокойным взглядом школьников-подростков. Они пришли с заданием узнать боевой путь фронтовика. Фёдор пригласил их в дом, вспомнив себя в их возрасте. И откровенно, без утайки рассказал им все, конечно, исключая самые страшные эпизоды из своей фронтовой жизни.
Обычно 9 мая он покупал бутылку водки и молча запирался в комнате. В такие минуты жена знала, что его нельзя тревожить. Через некоторое время начинала доноситься песня военных лет, обычно это «Прощай, любимый город», да слышались всхлипывания, которые запивались новой порцией «горькой». Назавтра рано утром Пана слышала привычный стук молотка во дворе и видела в окне фигуру Фёдора, вскапывающего отдохнувшую после долгой зимы землю, или же он деловито хлопотал возле беспокойной козы Зойки, которую, по обыкновению ласково погладив, он усиленно подкармливал сеном и заготовленными на долгую зиму листьями. Помянувший своих погибших товарищей и вспомнивший свой боевой путь, когда он, вероятно, мысленно побывал в кровавой мясорубке военных лет, ее муж снова возвращался к привычному укладу жизни. Это был ее прежний Фёдор.
Умер Фёдор в конце девяностых годов. Его многочисленные племянники на руках донесли его до самого места упокоения. Он был один из тех миллионов мужчин, которые своим трудом делали все, чтобы Родина крепла и процветала, а когда она призвала их, не задумываясь, встали на ее защиту.
Александр Говорков
г. Шилка